— Слышь, Синди, — окликнул ее Роберт, — а ты вообще зачем здесь играешь?
«Акула» замедлила шаг:
— Не поняла…
— Чего тут непонятного? Еще скажи, что тебе стрелять и бегать нравится. Я до тебя вообще девчонок в «Катакомбах» не встречал.
Та как будто задумалась.
— Не знаю, — наконец призналась она. — Нравится мне как-то. Здесь я не такая, как всегда. Здесь все не такие, как в жизни. Здесь никого не интересует, кто ты, как ты выглядишь, откуда, сколько тебе лет. Здесь всех интересует только, сильнее ты или слабее, что ты за боец, а не какая у тебя мордаха, ноги или задница. Здесь настоящая свобода, здесь все равны.
— Равны… — хмыкнул Роберт. — Свобода… Чего тебе в жизни-то мешает с другими равняться? Ты что, афро, что ли?
Ответа не последовало — девочка умолкла и на этот раз молчала так долго, что Роберт, грешным делом, подумал, будто она оскорбилась.
— Эй, ты чего? — не выдержал наконец он. — Ты обиделась, что ли? Синди! Ну?
— Меня зовут не Синди, — сдавленно отозвалась та вместо ответа, — а Синтия Чистая Вода. Что здесь имя, а что ник, я не знаю. Я — навахо.
— Ё… — не сдержался Роберт. — Вот это да! Правда, что ли?
— Правда, черт бы тебя побрал. А теперь, белый мальчик, отвали.
— Погоди, не отключайся! — заторопился Роберт. — Ну чего ты! Я же не хотел, просто вырвалось. Я в самом деле Роберт, правда. Роберт Северцев.
— Китаец, что ли? — заинтересовалась та.
— Русский. В смысле, папка у меня был русский. И дед… А что?
— Никогда не встречала русского.
— А я индейцев никогда не встречал, — признался Роберт и почувствовал, что краснеет самым глупым образом. Хорошо, что хоть напарница не видит. — Значит, мир?
— Да ладно… А сколько тебе?
— Пятнадцать… скоро будет.
— А мне двенадцать.
— Не может быть! — опять невольно вырвалось у Роберта.
— Может, может, — ворчливо отозвалась та. — Я бы вообще тебя не спросила ни о чем, мне просто интересно стало. Ты вообще первый, кто сумел меня так лихо побить. Я ж тогда едва не вылетела! До сих пор мурашки, если вспомню. Мне даже бонусов не хватило для починки.
— Да ладно, я сам со страху чуть не окочурился… А у тебя где компьютер стоит? В вигваме?
— В доме, дурак! У нас дом в Аризоне. А компьютер у меня, между прочим, старый, я еще с клавиатуры играю.
— А-а, — понимающе протянул Роберт. — Вон что. Заметно. Ты с атакой чуть-чуть запаздываешь. Я тогда еще удивился, как так: «Акула», а от залпа увернуться не смогла.
— Вот гад, а! — угрюмо восхитилась та. — Да ты же мне в упор… А у тебя сим-стик?
— Ага… И перчатки. Только левая барахлит.
Оба посмотрели на приборные панели и одновременно остановились. Двум машинам, оказалось, тоже понадобилось отдышаться: датчики перегрева у обоих предостерегающе желтели.
— Постоим? А то несемся как мустанги.
— Давай, — согласился Роберт и огляделся. — А тихо тут. И света нет. Дикий какой-то туннель.
— А! И ты заметил, как здесь все реально?
— В смысле? — не понял тот. — Что «реально»?
— Ну, по-настоящему, — терпеливо пояснила та. — Обычно ведь в таких играх все из элементов состоит: из кубиков, из блоков, секций там разных…
— И тут так, — несколько неуверенно заметил Роберт.
— До двадцатых уровней, — сказала Синди. — А после сразу поменялось.
— Ну?
— Ага. Перекрытия, люки, телекамеры эти, двери, лифты… мусор на полу, обломки… Вроде будто ничего особенного, но я заметила. Мы, навахо, очень наблюдательные. — В голосе ее послышались хвастливые нотки, она помолчала и, словно извиняясь, добавила: — Может быть, мне потому нравится играть во все это, что навахо всегда много воевали.
— А другие индейцы, что ли, не воевали?
— Другие тоже, но не так, — уклончиво ответила та. — А навахо даже во Вторую мировую в армии шифровальщиками работали. Все донесения на передовой переводились на язык навахо.
— Зачем?
— Вот чудак! Затем, что среди немцев и японцев точно не было навахо!
— А ты, значит, хочешь быть как они?
— Хочу, не хочу, какая разница? — окрысилась та. — Все равно делать нечего. Что мне делать, чем еще заняться? Жрать пейот батон за батоном? Корзинки плести? Одеяла вышивать на сувениры? Растить маис, как старшие братья? Так мне рано еще. Это мохавки по небоскребам скачут, им хорошо — они высоты не боятся. А ты видел хоть одного индейца в сенате? Или индейца-космонавта? Или, может, для нас особые игрушки должны делать? Мы и так живем, как в музее, так даже и там жить не дают. Прогресс, кричат, прогресс! Ага, прогресс… Прогресс уничтожил нас, похерил нашу культуру, превратил нас в машины. Я вот думаю иногда: эх, нам бы в ТЕ времена такие штуки, хотя бы парочку дерьмовых «Пардусов», мы б тогда этих белых ублюдков с их кораблями… а, чего там. Тебе не понять. Даже жаль бывает, что они, эти роботы, не настоящие.
Она умолкла. Роберт тоже помолчал, слегка ошеломленный этим неожиданным напором.
— Синди…
— Что?
— А можно я буду звать тебя — Чистая Вода?
— Зачем тебе?
— Ну… Это как-то здорово так… По-индейски.
— А мне тогда можно звать тебя — Северцев?
Фамилия девчонке совершенно не далась, у нее получилось что-то вроде: «Сэфертсеф». В ее исполнении это прозвучало даже красиво, но Роберту все равно понравилось.
— Лучше не надо, — уклончиво сказал он.
— Почему? — удивилась та. — Это же по-русски.
— Это — не по-русски, — отрезал тот.
— Тогда и ты не зови!
— Ну и пожалуйста, не буду. Очень надо!
— Сам дурак!